Мезенцефалон - Страница 7


К оглавлению

7

Саша Зоткин как-то сказал: «Дети никогда не становятся взрослыми. Они просто эта… умирают…» А и правда: посмотришь на какого-нибудь чиновника – и версия о его детстве выглядит ни в Красную Армию. В ту ночь я, дитё неполовозрелое, конечно, еще не умер. Но понял: есть мир и есть я. То есть других людей нет и не предвидится…

В тот вечер я довел гуляние свое до абсурда, до одиночества, до лунных лагун и до тумана в сердце. Маленькая победа над собой и над своим страхом. Потом я воевал со своими мускулами, мозгом, легкими, кожей и кровью. Всю жизнь.

Я боялся боли. Именно поэтому обе руки мои, от локтей до пальцев – в пятнах ожогов. Один имеет форму чайки. Почти мхатовской. Фокуса тут не было. А была брошка. Ее надо было раскалить над костром, пока она не начинала светиться, потом закатать левый рукав, потом положить брошку на руку и, несмотря на шипение, прижать ее тампоном из стеклоткани правой рукой на три, примерно, минуты. Все это время надо было рассказывать анекдот, пробираясь, как когда-то пел Окуджава, «сквозь туман от пролога к эпилогу». Честно говоря, я тогда обоссался, но никто этого не заметил. Анекдот был смешной, а после трюка я, выкурив сигарету, съебался. «Исторический роман сочинял я понемногу…» Почему-то именно с этой песней связан в моей голове этот эпизод. Ассоциация. А боли больше я не боюсь. Терпеть не мог – да, и сейчас, блядь, терпеть не могу, но – не боюсь.

В институте сказали – блокада у тебя. Левой ножки пучка Гиса. С сердцем у тебя, типа, непорядок. Херня. Из всех видов спорта выбрал тот, что нельзя было никак. Марафон. Лунные лагуны меня спасли. На последних трех километрах. Больше я ничего не видел. А потом еще один марафон. И еще. И не надо мне указывать.

Водку я пил стаканом. Хлебушком занюхаю – и натюрлих.


Дайте в руки мне баян
– Я порву его к хуям!

Все время я помнил – не было стариков у нас в роду. Не получалось как-то. А значит – и не надо.

Жена, понимаешь… На вечеринке, после литры как минимум. Разрешите представиться – поручик Ржевский. А сказал, по причине алкогольной дикции, примерно как: «Разрешите преставиться !» Весь в конфетти, в блестках каких-то, сигара – у меня хуй тоньше, чем эта сигара, где я ее взял, интересно? – амиго еще тот, и лошадь – явно за углом и тоже пьяная… А дама серьезная, холеная, красивая – жуть, шея лебединая, ноги в разрезе вечернего платья мелькают – повеситься хочется. Какой там танец – послала по-интеллигентному, сверху вниз посмотрела. Какой-то холеный в галстуке-бабочке: «Молодой человек, оставьте даму в покое!» Ах, как не хватает иногда светскости! Деревня! Морда маргинальная! Никакого понятия о приличиях. Это потом меня она научила, какой вилкой пиво открывать, а какая – так, для понта… О чем говорить, как кушать, с какой стороны даму держать и все такое. А тогда я без особой злобы, кстати, бабочконосцу лбом переносицу-то и разбил. А заодно и очки, там случайно висящие. А почему лбом? А руки заняты!

В одной, как уже говорил, сигара – толще хуя моего, а в другой – шарик воздушный… Теперь – второй акт корпоративной вечеринки. Бабочконосец, закрыв личико, приседает, ловит запчасти очков. Охранник у входа зевал весь первый акт – оживился, лезет ко мне, кому-то ногу придавил. А танец же! Голые спины, декольте… Джентльмены галантны и хорошо пахнут. Охранник в конце концов давит еще одну ногу, но неудачно. Такая неземная туфелька, даже не туфелька, а пластиночка с ремешочками. А у него, у охранника, – сорок четвертый! И фасон – спецназ отдыхает. Дама взвыла матом. Джентльмен, не долго думая, хлещет негодяя по ебалу. Но ведь охранников-то еще двое! И бегут они, как ниндзи, и видно по их лицам, что скучно сегодня не будет…

Скучно, конечно, не было. Затесавшиеся в корпоративную вечеринку приглашенные три гостя имели долю в бизнесе и каждый по телохранителю. Телохранители скучали – кто в машине, кто в зале, в общем – были рядом. Джентльмен, дама которого лишилась дня на три-четыре своей сексуальной походки, был одним из VIP-гостей. Телохранители сцепились с охранниками. Два других VIP-гостя, поняв, что идет операция по захвату их, любимых, достали по волыне. Администратор ресторана, поняв, что ежели что, то очень скоро он станет администратором шашлычной, мгновенно позвонил в ментовку, откуда прибыли люди в черном. В общем, давно путем не отдыхавшие люди получили наконец то, что хотели.

Не участвовали в этом празднике жизни только три человека. Я, моя будущая жена и бабочконосец, оказавшийся ее двоюродным братом. Поняв, что веселье затянется, мы переждали это все в комнате для приват-разговоров… Вернее, дело стало так. Она потащила туда лечить кузена, а я решил выяснить, как вообще дела и не надо ли добавки.

Небесное создание меня на дух не переваривало. Ее трясло от одного моего вида. Отчего и решил я на ней жениться… Вот – оно мне надо было? Это похлеще марафона… Берется человек, терпеть тебя не могущий. И делается человек, бесконечно тебя любящий. Попутно я и сам влюбился. Мендельсон, кольца, все такое. Прости меня, Ленка, за то, что я сделал невозможное… И спасибо тебе за то, что ты наконец поняла это. И бросила меня к свиньям собачьим.

…Я не включал компьютер, не включал свет, я все сидел в темной комнате, изредка выходя поссать. Окно за шторами было открыто, и я слышал мир. Голоса. Автомобили. Шаги. Лай собаки. Но все – редко и все негромко. Еще я слышал свое сердце. Потом я лег головой на подушку и, не раздеваясь, уснул.

Завтра будет отпуск .

Сисадмин умер.

Да здравствует мертвый сисадмин…

7