Спиртометр определял что-то около семидесяти градусов. Иногда чуть больше. Иногда чуть меньше.
Дальнейшая судьба напитка уже зависела от настроения ученых. Иногда для цвета бросали во флакон шоколадную конфетку – она растворялась, и получался типа коньяк. Иногда корки мандариновые. Иногда лимон. Но чаще – вообще не портили амброзию и профессионально ею напивались.
Самогон и его полуфабрикаты встречались на моем пути как-то вскользь. Не любил я их и сейчас не люблю. Просто если вспоминать, то в голове возникает вязкая муть из всякой подножной и помоечной дряни. Брага из всевозможных дрожжей, из томатной пасты, из гороха, из картофеля, из сахарной пудры, из каких-то фруктов и овощей, вообще из черт знает чего. Потом это все или перегоняется, или не перегоняется. Тут уж как пьющий человек настроится. Либо дальше творит, либо сразу потребляет.
Полезность или вредность самогона я обсуждать не намерен. На мой взгляд, пить это все будут вечно. А на кой тогда обсуждения? Это как обсуждать воздух. Он бывает чистый или нечистый. Но им все равно будут дышать. Потому что он нужен каждые несколько секунд.
Сказать, что самогон нужен, как воздух, скажете вы, – это ты сильно круто загнул. Согласен. Но это у людей, волею судьбы избавленных от самогона. Если бы вы, дорогие мои, родились среди него, под знаком его, в парах его и в мерзости-радости его, то ничего другого вам бы не осталось. Воздух и есть. Не можете же вы представить себе Новый год без шампанского. Вот так вот и любитель перегоняемого напитка не может себе представить жизнь без сивушных масел и змеевика.
«У пьяных свой бог». Ну, в народе так говорят. Вот вроде понятно, а смысл-то какой брезжит! Бог-то один. Один-одинешенек. А откуда Свой, то есть Другой взялся? И уже мурашки по спине. Значит, и не Бог вовсе?
Ну, напрягаться не надо. Не Бог, конечно. Ангел. У каждого свой ангел. Он и спасает дурака. Дичайшие ситуации я видел за свою жизнь. Неправдоподобные. Тонут, горят, взрываются, на железо пьяные падают. И – живут после. Паноптикум какой-то.
А тут вот на днях в соседнем подъезде мужик картину вешал. Кувырк с табуретки – и шесть сантимов какой-то чугунной декорации себе в голову. Только рот успел открыть. И такое удивление на лице – что за херня типа? Ни печали соответствующей, ни досады. А просто – что за херня? Изумился парень насмерть.
Но то – трезвый. У них всякое бывает. А Колька со второго этажа упал прямо в окно, когда курил и заснул. Упал на асфальтовую отмостку, и видеть его никто не видел, ибо он за куст сирени свалился.
Утром проснулся – и тот же вопрос: что за херня типа? Где я?
И начинается тут Великая Загадка Пьяного Человека. Не решенная по сию пору. Почему эти сукины дети не мрут, как все?
Академики говорят – у пьяного мышцы полностью расслабляются. Мало того, он не координирует своих действий. Не готовится к плохому. Поэтому, когда, к примеру, падает – он, как медуза, падает, расслабленно. Или как коврик. Вы много ковриков разбитых падением видели? Я тоже ни одного. Но это-то понятно. Это физика, и против нее не попрешь.
Сэнсэи говорят, у пьяного гармония с внешним миром и примирение с миром внутренним. Оттого он ни с чем не конфликтует и, мало того, все, с чем он соприкасается, приобретает плюшевый характер детской обслюнявленной игрушки. Ну вот, например, кирпич. Летит прямо в голову. Долетает. Видит – цель пьяная в говно. И падает на землю, слегка только подправив жертве макияж. А почему он не разбивает алкашу все на свете? А потому что кирпич плюшевым становится. Соображать надо, говорят сэнсэи. Налейте-ка нам еще по стакану – пора медитировать.
Объяснений много. Еще у пьяных, говорят физиологи, нет нормального человеческого шока и нормальной человеческой реакции на раздражители. Поэтому ты ему бац – а ему фиолетово. Помню, в экспедиции рублю дрова столярным топориком. Вы вот все в жопу городские и интернетовские и не знаете, что столярный топорик бреет. Вообще им дрова, конечно, не рубят – это нонсенс. Но это мой топорик, я что с ним хочу, то и делаю. Рублю. Мимо проходит Миша Боголюбов. Уже одна фамилия его значит, не правда ли? В плепорцию. То есть – пока стоит. Но, видимо, не надолго. А дальше следует финт мелких событий. Я рассекаю последнюю чурочку и вонзаю топорик в рядом лежащее бревно, чтобы перекурить. В это же самое мгновение Миша ставит ногу почти на то же место. И это почти приводит вот к чему. Топорик по траектории все же вонзается в бревно. Но при этом на лету рассекает ему самую что ни на есть вену. Ну, вот: разуйтесь, встаньте – видите, набухла? Здоровая такая, толстая, как карандаш. Вот ее я и рассек.
И – фонтан крови, само собой.
Вот что должен делать в таком случае трезвый человек? Упасть в обморок, заорать, подпрыгнуть. Помолиться, в конце концов. Посмотреть мне в самую, однако, сетчатку глаза. В общем, как минимум, испугаться.
Ага. Два раза.
Миша просто с интересом посмотрел на фонтан и сказал примерно следующее:
– Н-да. Надо к Ленке за спиртом идти.
Вот при чем тут Ленка? При чем тут спирт? Где тут логика?
Фонтан вверх побил-побил и иссяк. Мишка сел на бревно, лопух какой-то сорвал, пальцем прижал к ране и добавил:
– Или пусть сюда несет, что ли?
В общем, торжество духа. И никакой трагедии. Без никаких последствий.
Потом этот Мишка (тракторист он был и разгильдяй, каких мало) выпал в соответствующем виде со своего боевого трактора «Беларусь» прямо, казалось издаля, под заднее огромное колесо. Трактор воткнулся в сельский клуб и заглох. А Мишка хряпнулся на землю и уснул. Колесо проехало по энцефалитке распиздяя, не задев его совершенно. Ну, и где справедливость, спросите вы?