– Ты что, не мог нормального яду купить?
– Так где ж его найдешь? Теперь вот дегтем каким-то ссу. Моча, как антрацит. А врач доволен – где, говорит, еще живого после дихлофоса найдешь… Диссертацию пишет.
– Теперь вешаться будешь?
– Не, меня уж научили теперь. Наркоман у нас лежал, так целый список мне дал, с пояснениями. Говорит – что по-дурному-то загибаться? Давай хоть с приходом, как положено. Опыт, говорит, у моих друзей большой. Друзей только уже нет, а опыт остался.
– А что не спишь-то?
– Да я уже месяц не сплю.
– Месяц? И как?
– Да никак. Привык уже. Иногда проваливаюсь куда-то. Это как обморок. Во сне же отдыхаешь. А после этого обморока сраного – только еще хуже. Сижу вот, цикад слушаю.
– Кого слушаешь?
– Цикад. Я на Черном море родился. Там их много. Орут по ночам.
Я поводил головой. И в полной тишине тоже их услышал.
– Ну, мужик, как говорится, мерси тебе огромное. Блядь, мне-то на хуй эти цикады!
– Да ты не волнуйся! Они только сначала мешают, а потом привыкаешь. Даже эти… отпускники к нам приезжали, сначала очень ругались, а потом вообще о них забывали.
– И я забуду?
– И ты… Просто перестанешь замечать. Цикады.
Я никогда не был на море. Я их не видел. Но они орут дурниной. Бывает, несколько лет их не слышу. А потом они приходят. Или прилетают. И – орут, орут, орут. В центре мозга. В самой его середине, где то ли сходятся, то ли расходятся два полушария…
Я запустил фильм, сходил за водкой в ночной ларек, что заняло не более двадцати минут, потом нарезал на кухне лук, посыпал его солью, захватил минералки, вернулся, налил, выпил… Фильм, разумеется, все еще шел, и на экране кого-то шинковали. Выпил еще. На экране говорили. Выпил. На экране началась перестрелка. Я видел этот фильм. В трезвой жизни… Выпил и посмотрел в потолок. Там ничего не было, кроме потолка. Вокруг люстры кружилась маленькая бабочка. Может быть, моль, но для моли крупноватая. Она залетела под плафон и больше не вылетела. Я усмехнулся.
Цикад можно ликвидировать четырьмя способами.
1. Выпить очень много и потерять сознание.
2. Выпить столько же, сколько всегда, но не спать до последнего. Организм в конце концов не выдержит. Начнется тремор, галлюцинации, тяжесть в ногах, резь в глазницах и песочные часы прямо в центре головы. Они будут крутиться, а потом экран станет черным.
3. Бросить пить хотя бы на несколько дней. На практике это недостижимо, но можно попытаться снизить дозу до минимума. Скажем, до чекушки в сутки.
4. Повеситься.
– Саша, ты здесь? – спросил я.
Никто не ответил. Я опять посмотрел вверх и как-то лениво представил…
Надо мной потолок, он же пол для соседа. Потом еще несколько потолков. Потом техэтаж. С трубами и прочими радостями цивилизации. Потом плоская крыша с мягкой кровлей. Несколько заржавевших антенн и пара новеньких спутниковых тарелок. Потом небо без звезд. Звезды, конечно, есть. Их просто не видно за облаками. За этими же облаками не видно самолетов, космических станций и НЛО. Но они тоже есть. А еще выше есть Луна с лагунами, гигантские планеты, бурлящее Солнце, дельта Кассиопеи, одиночные и спаренные галактики, альтернативные вселенные и прочие непредставимые с помощью человеческого мозга вещи… Вся эта херня битком набита цикадами, и они невыносимо кричат.
Вот что… Пока есть деньги, надо не тупить, а достать с балкона сорокалитровую флягу и приобрести спирта, сколько туда влезет. Рано или поздно эти мерзкие насекомые отравятся. И станет тихо.
Хотя можно еще повеситься. У ребят же получилось, а я чем хуже?..
Сто миллиардов цикад на мгновение замолчали и посмотрели в мою сторону.
– Ну? – спросила самая главная цикада.
– Хуй гну! – ответил я. И выпил.
Поздней осенью сорокалитровая фляга спирта (разбавленного, правда) кончилась. Последние капли мы с Китайцем выпили глубокой ночью, а утром он просто уронил емкость на бок, сунул голову в горловину и стал дышать парами, потому что выжимать из алюминия жидкость мы еще не научились.
Дышал он минут пять, потом вылез и сплюнул.
– Хуютень. Не торкает. Эх, блядь, язык бы подлиннее!
После этого он взял у меня шесть с половиной рублей крупными ассигнациями, по пути попросил милостыню у слепого нищего и минут через двадцать принес два флакона «Тройного». Стоил он девять рублей и продавался в одном, Китайцу известном, ларьке. Фонтан паленого спирта в соседнем подъезде временно перекрыли менты, а другой источник огненной воды искать было в лом. Так что на девятнадцать рублей получилось два флакона и рубль сдачи, который мы бережно положили на подоконник. Блестящий кругляшок с двуглавым орлом вселял надежду на светлое будущее.
Переход с напитков (даже самых гнусных) на всякие растирания и бытовую химию всегда означает определенный слом в принципах. Вернее, как в анекдоте, становятся похую все принципы. Это примерно как каждое утро ты подолгу выбираешь, какой галстук надеть, чтобы прилично выглядеть. Но потом тебя из офиса переводят на склад, ты вешаешь пиджак на гвоздик, суешь репу в ворот крупно вязанного свитера, и подбор галстука к сорочкам тебя перестает интересовать по определению.
Срамной стакан для одеколону стоял у меня под ванной с прошлого запоя. То есть уже прилично лет. Не то чтобы я его берег как зеницу ока, просто запихал и запамятовал. Кто не знает – такие стаканы не отмываются. Поэтому лучше его иметь, чем не иметь. Каждый раз в сервизы «Тройной» разливать – сервизов не напасешься. Еще там была пол-литровая банка для запивона. Все это добыл, намотав на себя килограмм паутины, и принес в комнату.